Жена-госпожа и её покорный куколд
Вечер окутал квартиру мягким полумраком. Сквозь плотные шторы в гостиную проникали лишь тонкие полоски света от уличных фонарей. В воздухе витал аромат свечей, которые Ирина зажгла час назад, и лёгкий, почти неуловимый запах её духов — с нотами мускуса и чёрной орхидеи, от которого у Никиты каждый раз замирало сердце. Тишина в доме была обманчивой, как затишье перед бурей. Где-то в глубине квартиры тикали настенные часы, отсчитывая секунды до того момента, когда его мир снова перевернётся.
Никита стоял на коленях в центре гостиной, обнажённый, если не считать узкого пояса верности, холодно сжимавшего его плоть. Пластик устройства был гладким, но неумолимым, и каждый раз, когда его тело реагировало на Ирину, оно напоминало о его месте. Его руки были сложены за спиной, как она учила, а голова опущена. Пот стекал по его виску, хотя в комнате было прохладно. Он ждал её. Всегда ждал.
Ирина появилась в дверном проёме, и её силуэт, подсвеченный мягким светом из спальни, был одновременно прекрасным и пугающим. На ней было чёрное платье из латекса, обтягивающее её тело, подчёркивающее изгибы бёдер и высокую грудь. Её длинные тёмные волосы были собраны в высокий хвост, а на ногах — туфли на шпильке, чёрные, с тонкими ремешками, обвивающими её щиколотки. В одной руке она держала бокал с красным вином, в другой — кожаный поводок, который покачивался, как маятник.
— Ну что, мой хороший, — её голос был низким, с лёгкой насмешкой, от которой у Никиты по спине пробежали мурашки. — Скучал по своей госпоже?
Он кивнул, не поднимая глаз. — Да, госпожа, — тихо ответил он, чувствуя, как горло сжимается от смеси стыда и возбуждения. Пояс верности казался ещё теснее, чем обычно.
Ирина сделала шаг вперёд, и звук её каблуков по паркету эхом отозвался в его груди. Она остановилась прямо перед ним, так близко, что он чувствовал тепло её тела и лёгкий аромат её кожи. Она провела пальцем по его подбородку, заставляя поднять голову. Её глаза, тёмные и острые, как лезвие, впились в него.
— Ты знаешь, почему ты здесь, — сказала она, не спрашивая, а утверждая. — Сегодня ты будешь служить мне. И не только мне.
Никита сглотнул. Он знал, что это значит. Знал уже давно, с тех пор, как их брак превратился в нечто большее, чем просто союз двух людей. Ирина была не просто его женой — она была его госпожой, его судьёй, его божеством. А он… он был её рабом, её куколдом, её игрушкой. Ему это нравилось. Даже когда унижение жгло его изнутри, даже когда он ненавидел себя за это, его тело и разум кричали о желании подчиняться.
— Да, госпожа, — повторил он, и его голос дрожал.
Она улыбнулась, но в этой улыбке не было тепла. Это была улыбка хищницы, которая знает, что добыча никуда не денется. — Хорошо. Тогда начнём.
Ирина опустилась на диван, закинув ногу на ногу. Её туфля слегка покачивалась, и Никита не мог отвести взгляд от её идеально ухоженных стоп, от изгиба свода, от лака на ногтях — кроваво-красного, как вино в её бокале. Она заметила его взгляд и хмыкнула.
— Нравится? — спросила она, протягивая ногу ближе к его лицу. — Поцелуй.
Он наклонился, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Его губы коснулись кожи её стопы — тёплой, мягкой, с лёгким солоноватым привкусом. Он целовал её медленно, старательно, как она любила, проводя языком по изгибу. Ирина вздохнула, откидываясь на спинку дивана, и её пальцы лениво играли с поводком.
— Ты такой жалкий, Никита, — сказала она, потягивая вино. — Смотри на себя: на коленях, целуешь мои ноги, а твой член заперт, как у собаки. Разве не так?
— Да, госпожа, — пробормотал он, не отрываясь от её стопы. Унижение жгло его, но в то же время разжигало огонь внизу живота. Пояс верности давил всё сильнее, и он знал, что облегчения не будет.
— Хороший мальчик, — Ирина наклонилась, потрепав его по щеке, как домашнего пса. — Но этого мало. Сегодня ты сделаешь больше. Гораздо больше.
Она встала, поставив бокал на журнальный столик, и указала на пол перед собой. — Ляг.
Никита подчинился, опустившись на спину. Паркет был холодным, и это ощущение контрастировало с жаром, который разливался по его телу. Ирина встала над ним, её ноги по обе стороны от его головы. Он смотрел снизу вверх, видя, как латексное платье обтягивает её бёдра, как её тёмные глаза горят от предвкушения. Она медленно приподняла подол, обнажая себя — гладкую, безупречную, уже влажную от возбуждения.
— Лижи, — приказала она, опускаясь ниже, пока её киска не оказалась прямо над его лицом.
Никита вдохнул её аромат — терпкий, сладковатый, одуряющий. Его язык коснулся её, и она тихо застонала, схватив его за волосы. Он лизал жадно, стараясь угодить, чувствуя, как её соки стекают по его подбородку. Её бёдра слегка дрожали, а пальцы сильнее сжимали его волосы, направляя его движения. Она была его миром в этот момент — её вкус, её запах, её власть.
— Да, вот так, — выдохнула Ирина, её голос стал хриплым. — Ты для этого и создан, Никита. Чтобы служить мне. Чтобы лизать, пока я не кончу.
Он удвоил усилия, чувствуя, как её тело напрягается. Унижение, которое она ему дарила, только разжигало его желание. Он был её рабом, её вещью, и это знание сводило с ума. Когда Ирина наконец задрожала, её стоны заполнили комнату, а её соки залили его лицо. Она отстранилась, тяжело дыша, и посмотрела на него сверху вниз.
— Неплохо, — сказала она, вытирая уголок рта. — Но это только начало.
Она отошла к комоду в углу комнаты, и Никита услышал, как открывается ящик. Его сердце заколотилось быстрее. Он знал, что там хранится. Ирина вернулась, держа в руках страпон — чёрный, блестящий, внушительный. Она пристегнула его поверх платья, и вид этого инструмента власти заставил Никиту сглотнуть. Пояс верности стал невыносимо тесным.
— На колени, — приказала она, и он подчинился, чувствуя, как паркет впивается в его кожу. Ирина встала перед ним, страпон покачивался на уровне его лица. — Поцелуй его.
Никита замер, но её взгляд не оставлял выбора. Он наклонился, коснувшись губами прохладного силикона. Её рука легла на его затылок, направляя его. — Не просто целуй. Соси.
Он открыл рот, принимая страпон, чувствуя, как он заполняет его. Ирина двигала бёдрами, медленно, но настойчиво, и её глаза блестели от удовольствия. — Смотри на меня, — приказала она. — Я хочу видеть твои глаза, пока ты это делаешь.
Никита смотрел на неё, чувствуя, как унижение захлёстывает его с головой. Его лицо горело, но он не мог остановиться. Он хотел угодить ей, хотел быть её идеальным рабом. Ирина стонала, наслаждаясь его покорностью, её пальцы гладили его щёки, пока она двигала страпоном глубже.
— Хороший куколд, — прошептала она. — Ты знаешь своё место.
Она вытащила страпон из его рта, и Никита задохнулся, хватая воздух. Слюна стекала по его подбородку, а Ирина смотрела на него с довольной улыбкой. — Теперь повернись, — сказала она. — И нагнись.
Он знал, что будет дальше, и всё его тело напряглось от смеси страха и предвкушения. Он опустился на четвереньки, чувствуя, как холодный воздух касается его обнажённой кожи. Ирина встала позади, и он услышал, как она открывает тюбик с лубрикантом. Холодная жидкость коснулась его ануса, и он вздрогнул, но её рука, твёрдая и уверенная, удержала его на месте.
— Расслабься, — сказала она, и её голос был одновременно строгим и успокаивающим. — Ты же хочешь быть хорошим для своей госпожи, правда?
— Да, госпожа, — выдохнул он, и в следующую секунду почувствовал, как страпон медленно входит в него. Боль смешалась с удовольствием, и он застонал, вцепившись пальцами в паркет. Ирина двигалась медленно, но уверенно, постепенно увеличивая темп. Её руки сжимали его бёдра, а её дыхание, горячее и учащённое, доносилось до его ушей.
— Какой ты жалкий, — шептала она, наклоняясь ближе. — Мой муж, мой куколд, принимает это в задницу и стонет, как шлюха. Тебе нравится, да?
— Да… госпожа… — выдавил он, чувствуя, как его тело сдаётся под её властью. Каждый толчок посылал по его телу волны ощущений, и пояс верности, казалось, вот-вот разорвётся от напряжения.
Она двигалась быстрее, её стоны смешивались с его, и комната наполнилась звуками их тел — шлепков, скрипа паркета, прерывистого дыхания. Никита чувствовал себя одновременно униженным и освобождённым, полностью в её власти. Когда она наконец остановилась, он был на грани, его тело дрожало, а разум был затуманен.
Ирина отстегнула страпон, бросив его на диван, и снова села, закинув ногу на ногу. Её лицо было раскрасневшимся, но голос оставался твёрдым. — Подойди, — приказала она.
Он подполз к ней, всё ещё на коленях, и она указала на пол между своими ногами. — Ты знаешь, что делать.
Никита наклонился, снова приникая губами к её киске. Она была ещё влажной, горячей, и её вкус сводил его с ума. Он лизал, чувствуя, как её тело отзывается на каждое движение его языка. Но на этот раз было что-то ещё — лёгкий солоноватый привкус, который заставил его сердце сжаться. Он знал, что это значит. Это была не только она. Это был кто-то другой. Кто-то, с кем она была до него.
— Да, — прошептала Ирина, заметив его реакцию. — Ты слизываешь его, Никита. Слизываешь сперму моего любовника. И тебе это нравится, правда?
Он хотел возразить, хотел почувствовать гнев, но вместо этого его тело предательски отозвалось новой волной возбуждения. Он лизал, чувствуя, как её слова вгрызаются в его сознание, как унижение становится его топливом. Ирина кончила снова, её бёдра сжали его голову, а стоны заполнили комнату.
Когда она отстранилась, её глаза блестели от удовлетворения. Она наклонилась, взяв его лицо в ладони. — Ты мой идеальный куколд, — сказала она, и в её голосе была странная смесь нежности и жестокости. — И ты всегда будешь моим.
Никита смотрел на неё, чувствуя, как пояс верности напоминает о его униженном положении. Его тело горело, его разум был в хаосе, но он знал одно: он принадлежал ей. Полностью, без остатка. И в этом была его странная, болезненная свобода.